Однажды г-н Павленко пригласил меня в гости, чтобы мы обсудили его
новый опыт.

     Подходя к особняку, из открытых окон тренировочной залы я услышал
характерный лязг холодного оружия - видимо, Жорж не терял времени, чтобы не
терять формы.

     Очевидно, сила его воображения была настолько сильна, так самозабвенно
он отдавался упражнениям, что лишь после седьмого звонка отдалённый
металлический грохот прекратился, и через некоторое время в дверях меня
встретил хозяин, даже не переменив одежды.

     - Проходите, рад вас видеть, - сообщил он, жестом приглашая пройти, и,
двигаясь рядом, принялся говорить. - Я долго размышлял над симпатическим
феноменом. Вы помните, как в средневековой Европе им увлекались просвещённые
французы.
     - Конечно, - сказал я, - это когда две вещи находятся в симпатической
связи, как оружие, нанёсшее рану, и раненый воин. Некоторые англичане в
тайне даже применяли оружейную мазь, gun powder, которую наносили на клинок,
чтобы исцелить пострадавшего.
     - Совершенно верно. Однако наш век скептически смотри на такие
гипотезы, считая их беспочвенными фантазиями, пригодными лишь для сказок в
духе культа вуду.
     - Но, коллега, - заметил я, - зная вас, уверен, что не всё так просто,
иначе вы бы не затеяли этот разговор.

     Тем временем в полумраке мы почти прошли длинный коридор, служащий
одновременно оссарием. Меня, кстати, всегда удивляло немалое количество его
скелетов - все-таки обитатели дома были не столь многочисленны, чтобы
заполнить его даже на протяжении нескольких веков.
     Миновав несколько дверей, мы вошли в ярко освещённую залу, откуда ещё
совсем недавно я слышал удары клинка. Жорж говорил, а я не мог оторвать
взгляда от новых экспонатов импровизированной выставки, развешенных на
стенах: тут были и самурайские мечи, и бронзовые доспехи египетской работы,
и, что меня поразило больше всего, коллекция шлемов микенской эпохи.

     - Nihil est in intellectu, quod non fuerit prius in sensu*, - продолжал
Жорж, - и именно в этом ключе ранее никому не пришло в голову рассматривать
симпатический метод. Все прежние попытки терпели фиаско именно в следствие
несовершенного подобия между объектом, реципиентом и лицом, на него
воздействующим.
     Продвигаясь через пространство залы, мы подходили к воину, одетому в
лёгкие доспехи - мне даже показалось, что эта тренировочная кукла выглядит
чрезмерно натурально. Чёрные волосы, вытянутое лошадиное лицо, немигающие
тёмные глаза; блестящий шлем скрывал высокий лоб, переходящий в залысину -
ба, кого я вижу!
     - Неужели это г-н Ворсюк?! - Вскричал я. - Жорж, признайтесь, где вы
нашли такого замечательного таксидермиста, столь точно повторившего лик
этого негодяя?
     Жорж серьёзно проговорил:
     - Об этом - позже. Сейчас давайте проверим симпатическую связь между
вами и тенью названного господина. - Он протянул мне шпагу с видавшим виды
эфесом.
     - Признаться, я предпочитаю рапиру...
     - А я - ассемблер**! - Иногда юмор у хозяина дома зашкаливало.

     Несколько свистящих взмахов шпаги в воздухе, и оружие стало
продолжением моей руки. Я неспешно нанёс несколько колющих ударов в область
солнечного сплетения чучела. Жорж заметил:
     - Я называю его Ворчучело. Оно иногда ворчит. Целый месяц пытаюсь его
расшевелить, но кроме бессвязного бормотанья ничего не выходит. Утром, когда
я отрабатывал туше, кажется, мне почти удалось вынудить его сказать хоть
какое-то осмысленное слово, но закончить я не успел. Он лишь пробормотал не
то "улисс", не то "уис".

     Я вообразил, что нахожусь в парке на берегу Днепра, речная прохлада
помогает разгорячённым дуэлянтам в трудном поединке, и только шорох опавших
листьев под ногами перемежает звон шпаг.
     - Важно, - говорил Жорж, - войти в состояние полного отождествления
себя теперешнего с собой минувшим, в момент наибольшего взаимодействия с
противником.
     Я наносил удар за ударом, вокруг меня зашумели деревья от лёгкого
дуновения ветра, на реке послышалась музыка прогулочного катера. И вдруг
чучело на меня посмотрело. Затем оно повело плечами и, покачнувшись, сделало
шаг.
     - Действует! - кричал Жорж.
     - Чёрт возьми! - вскричал я и отскочил.
     Ворчучело... нет, теперь уже г-н Ворсюк потянулся к стене, взял
висевшую на ней алебарду. Покрутив ею в руках, двинулся к нам, методично
круша всё на своём пути и бормоча "Уис!.. уис!". Мы с Жоржем, едва успевая
отбивать удары, отступали в сторону оссария, причём натиск сомнамбулически
двигающегося чучела был столь велик, что я пожалел, что на мне нет
микенского шлема.
     Длина алебарды не нам возможности дотянуться до монстра, и мы
ретировались в предзалие, только здесь успев разделиться. Свобода манёвра
была на нашей стороне - в конце концов Жорж сорванным со стены ятаганом
отсёк чудовищу голову, тело рухнуло, и наступила тишина.

     - Как здорово! - С безумием в глазах говорил г-н Павленко. - Моя
догадка оказалась верной! И, конечно, без вас тоже не обошлось!
     - Жорж, успокойтесь. Это ваше Ворчучело могло нас убить.
     - Что? Ну, вы даёте, в самом деле. Как же оно могло нас убить, если его
движения были продолжением вашей мысли? Вы так ничего и не поняли?

     И так с ним всегда - хорошо хоть, после утреннего опыта мы прошли в
кабинет, и в спокойной обстановке, расслабляясь мягким коньяком, принялись
обсуждать принципы симпатической связи в области промышленной передачи
данных.

     Что ещё? Не уверен, что чучело было настоящим. То есть, возможно,
настоящим было вовсе не чучело. Это, кстати, поясняет, откуда у Жоржа в
оссарии берутся новые поступления.

-----
* В разуме нет ничего, что отсутствовало бы ранее в чувственном восприятии
(лат.)
** Игра слов: рапира - холодное оружие и, одновременно, язык
программирования, как и ассемблер

-- 
Dmitry Korolyov
AY3-UANIC