Дядюшка Ау подавленно улыбался, вертя в руке половину своего галстука.
Значок на лацкане его пиджака отсвечивал сочным янтарным светом, но глаза
его потускнели, в них виднелась опустошённость. Чугуниевый, вновь усевшись
за столик вдали от света юпитеров, был крайне серьёзен, но внутри у него
немного потеплело, и он, стирая салфеткой невидимую кровь со столового
ножика, был явно доволен собой.

  Обычно в литературе не принято продлевать эффектно завершённый сюжет.
Прекрасный принц находит Спящую красавицу, наклоняется над ней, целует, и та
просыпается. Оживает сонное королевство, играют свадьбу. Но что же дальше?
Проходит эйфория, и удивительная сказка превращается в жизнь обыкновенную.
Возможно, красавица увлеклась пирожными и растолстела, а принц запил и
общаться стал больше с луной, чем с женою; возможно, от скуки умер король,
от горя ушла в монастырь королева. Дни сменяют ночи, будто игрок тасует
колоду карт, ветер треплет лоскуты выцветших флагов, деревья сбрасывают
листья и обретают их с каждой весной, но до всего, что происходит вокруг, им
нет никакого дела. Да и нас, если только мы не состоим при дворе и не
пребываем внутри скучного мира, вряд ли заинтересуют события, не
прибавляющие новых знаний, не способные удивлять. - Так я рассуждал, глядя
на дядюшку Ау, который медленно отдалялся от гущи народа. - В самом деле, -
думал я, одновременно пребывая у Жоржа в телестудии (так мы полушутя
называли помещение, никак не связанное с кинематографом) и в незатейливом
ресторане, то и дело барабаня пальцами по столу, - в самом деле, если бы
сегодняшняя история завершилась яркой точкой бордового галстука, то
читатель, не жалея о потраченном времени и не стесняясь своей довольной
физиономии, захлопнул бы книгу и вернулся бы к повседневной суете. Но вся
беда в том, что нельзя захлопнуть историю, в которой находишься сам, потому
что она и есть жизнь, от которой хоть и можно бежать в чужую фантазию, но
всё равно приходится возвращаться.

  Ослабив узел израненного галстука, дядюшка Ау, закалённый жизнью,
наверняка умел держать удар - но вот только не слишком хотел. Освободившись
от микрофона, он потихоньку двигался сквозь публику, прочь от людей, которые
часто при виде его разводили руками; некоторые старались не замечать
бордовый лоскут ручной работы, но то и дело за спиной уважаемого дядюшки
раздавался дружный смех. Он скрылся в проёме служебного хода, будто вовсе не
замечая, куда же несут его непослушные ноги.

  - Так вы говорите, Чайковский - это польская водка? - Спросил г-н
Павленко, обращаясь к профессору фон Фюнеру. - Что же, нет ничего
удивительного. Вот у нас шампанское вино делают методом "шампанизации",
между прочим. Правда, армянский коньяк уже называется бренди, хотя мог бы
именоваться "арменьяк". В какой-то степени именно здесь виден определённый
перегиб: ведь слова "коньяк" и "шампанское" давно вошли в русский язык не
как торговые марки, а как обозначения видов алкогольных напитков. Бороться с
языком, должен заметить, попросту бесполезно. - Профессор слегка склонил
голову на бок и спросил: - Вы действительно так полагаете? На язык
невозможно влиять? - Г-н Павленко не обратил внимания на ироничные нотки в
тоне собеседника: - Вне всякого сомнения. Во-первых, для этого требуются
колоссальные затраты (средства массовой информации и культура как набор
текстов), а во-вторых, пока станут видны хоть малейшие подвижки, пройдёт
слишком много времени, и наверняка к этому моменту цели у организаторов
изменятся. К тому же, следует понимать, что хоть номинально слова существуют
в мире идей, а их воплощения - in re*, фактически обе стороны влияют друг на
друга.- Доктор Фюнер отметил: - О, узнаю хватку, вы в хорошей форме.
Впрочем, вы ещё не учли контрарный эффект, ведь любое действие вызывает
сопротивление. Люди не любят, когда их насильно окультуривают, и активно
этому противодействуют. Но: всё-таки, это не отменяет ваших обязательств по
охране интеллектуальной собственности. Называйте игристое вино как хотите,
только не ставьте на этикетках чужие товарные знаки.

  Шло время, Жорж и профессор с удовольствием спорили о значениях слов,
Чугуниевый то и дело вертел головой, глядя на скучное веселье постепенно
редеющей толпы, причём некоторые товарищи уединялись у дальней стены,
имитирующей занавешенные окна, некоторые, удовлетворив своё любопытство до
конца, спешили по делам, другие же, повращавшись среди людей, опускались за
столики в нашем углу, дабы вечер завершить праздной беседой. За соседним
столиком оказались пришедшие к взаимопониманию (как можно было судить по
добродушному тону отрывочных фраз) недавние докладчики Нечеев и Постовой,
причём последний перенёс тяжесть со своих ног на стул осторожностью,
подчёркивающей и богатый опыт в общении с мебелью, и немалый вес человека,
успешно реализующего свою склонность к полноте. Группа телевизионщиков, до
сих пор фиксировавшая пресные речи официальных лиц, пошла в народ, обращаясь
за интервью ко всем подряд. Джазовые композиции уступили место романтическим
мелодиям электрооргана - у кого-то был тонкий музыкальный вкус.

  Чугуниевый опёрся о подлокотник одной рукой, другую погрузил в густую
шевелюру и вставил в разговор свою реплику: - А вот Владимир Жириновский
считает, что в объединённой Европе будут говорить по-английски и по-русски.
И всё. - Г-н Павленко заметил вопрос, но отвечать стал, обращаясь почему-то
к фон Фюнеру: - Во-первых, не считает, а утверждает, что неудивительно.
Во-вторых, мысль интересная, но неверная. Французы весьма щепетильны по
отношению к языку, но, пожалуй, куда большим упрямством обладают немцы.
Потом, ошибочно думать, что английский язык отождествляется с Англией,
сегодня это не так. Прочь эмоции! Языком Уэллса владеют США, теперь это язык
Голливуда. Европа слишком цивилизована, чтобы влиться в чужую культуру. А
русская речь всегда означает присутствие русских штыков. Но оружие наше
заржавело. - Доктор Фюнер возразил: - Помилуйте, дружище, какие войны, какие
враги? Нас в Европе давно это всё не занимает. Пусть когда-то Клаузевиц и
говорил, что война есть продолжение политики иными средствами.** Сейчас нам
гораздо интересней делать бизнес. А что же это такое, спросите вы, и будете
в некотором отношении правы. Потому что расхожие клише, которые черпают
жизненную силу в человеческой глупости, гласят: "бизнес - это война",
"стратегия обороны", "окружение", "защита" и тому подобный "наступательный
маркетинг". Кстати, у нас все говорят "мАркетинг", а по-русски правильно
"маркЕтинг". Почему так - не знаю. Так вот, военная терминология в этой
области совершенно неуместна, ведь бизнес - это любовь. Или, точнее, бизнес
лучше описывается по аналогии с комплексом взаимоотношений между полами. Вы
хотите что-то продать? Вам подойдёт женская поведенческая линия. Наносите
макияж, красьте волосы, улыбайтесь и обольщайте.

  "Фюнер - фюрер, Фюнер - Дюрер... брюмер, бюргер, Мюллер, Миллер, Кох..."

  - Далее, - профессор с воодушевлением излагал свою весёлую теорию, вокруг
постепенно смолкали голоса, люди вслушивались как будто в продолжение
утренней лекции, но мне мешал невероятный гул в голове Чугуниевого.

  "Фюнер - флюгер, Фюнер - крекер, Беккер-стрит..." - работа мысли была
столь интенсивной, задача подобрать рифму к профессору настолько въелась в
Чугуниевого, что мне стало трудно вслушиваться в речь, всё смешалось, передо
мной мельтешили бесконечные "крюгеры", заслоняя всё происходящее. Конечно,
уж если поставил себе цель, к ней нужно стремиться во что бы то ни стало.
"Бугер-вугер, стингер, сингер..." В конце концов, я не выдержал, и
помрачневший Чугуниевый, достав из папки блокнотик и ручку, написал:
"Фюнер - тюнер!". Он вздрогнул, взглянул на бумагу, полюбовался достижением,
погладил надпись рукой, посмотрел на ничего не подозревавшего бугер-вугера -
и затих.

  - Вот видите, насколько натуральна эволюция бизнеса. - Тем временем
профессор заканчивал своё, вероятно, довольно любопытное изложение. По
крайней мере, за соседними столиками было тихо, а значит, публика
вслушивалась в его слова. - Торговля ведёт родословную от самой природы. А
непонимание естественного порядка вещей приводит к забавным курьёзам. Вот
послушайте, какие таблички висят на стенах ваших домов. - Доктор Фюнер
достал из внутреннего кармана пиджака записную книжку и развернул её,
одновременно поправляя очки. - Вы же знаете моё профессиональное
любопытство, я не мог пройти мимо. Однако с рекламой здесь нет ничего
общего. Итак: "Уважаемый товарищ! Экономя электрическую энергию, ты
умножаешь богатство нашей великой Родины. Знай и помни: 1 киловатт-час
сбережённой электроэнергии позволяет: - добыть 25 кг нефти; - выплавить 50
кг стали; произвести 10 кг цемента; добыть 20 кг угля; - сшить две пары
обуви; выпечь 45 кг хлеба; соткать 1 м2 шёлковой ткани". Не могу себе
представить, чтобы подобное было где-нибудь у нас. Нет, одно дело протесты
Green Peace, это нормально. Но призыв бороться с потреблением со стороны
муниципалитета означает антирыночную политику государства. О каких же
экономических перспективах можно тогда говорить? Чтобы войти в рынок, вы на
каждом заборе должны повесить "Покупайте, покупайте, покупайте!", на каждом
доме - "Продавайте, продавайте, продавайте", а на каждом столбе - тех, кто
против.

  Жорж захлопнул меню и небрежным жестом отодвинул его от себя. Он
усмехнулся: - Профессор, если бы у нас люди поступали так, как их учат, мы
бы уже давно жили в светлом коммунистическом мире. Да и вы тоже. Однако ведь
народ - довольно неудобный материал для социальных архитекторов. Из него
вообще ничего нельзя сотворить хоть что-нибудь. Любые конструкции шатки, и
для того, чтобы колосс обрушился, даже не нужен натиск ветра, достаточно
одного только времени. Почему так? Потому, что человек имеет свои интересы,
то есть мыслит. Гармония мыслящих существ невозможна, поскольку мысль есть
противоречие. Любой общественный строй, таким образом, будет какой-то части
людей неудобен. Полагаю, идеи, реализация которых потерпела поражение в
холодной войне, ещё послужат человечеству. - Жорж похлопал себя по карманам
в поисках сигар. Безуспешно. - Человек слишком разумен. Осы в этом плане
куда совершенней. - Он снова раскрыл меню на последней странице. Доктор
Фюнер сдвинул очки на кончик носа: - О, кстати, голубчик, чем увенчались те
ваши эксперименты? Прошу простить мою неосведомлённость, но, признаться,
последний раз Nature я держал в руках года два назад, так что вполне мог
прозевать ваше сообщение. Дела сильней натуры. - Он усмехнулся неожиданному
каламбуру, а г-н Павленко, снова не обнаружив ничего интересного в меню,
вздохнул. - Определённые успехи есть, но ещё не все работы завершены, так
что говорить об этом лучше в конфиденциальной обстановке. По крайней мере,
промежуточные результаты можно наблюдать уже сегодня. - Профессор
настаивал: - Ну а как с обнаружением anima***? Есть ли какие-нибудь
подвижки? - Он откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди и явно
приготовился слушать. Жорж говорил: - Подвижки в какой-то мере есть. Но тут
следует чётко указать, что же имеется в виду под объектом исследования. Если
проследить историю понятия души, то можно выделить четыре основных этапа.
Понятие возникло в умах первых людей, задумавшихся о том, что их отличает от
животного мира. Прямохождение, смышлёность, голое тело - всё это лишь
признаки, но что же человека определяет? Вот это самое отличие и было
названо душой. Далее идёт второй этап, мифологический, когда в одних
культурах души бессмертны и подобны Психее, в других они подвержены
реинкарнации, и тому подобные фантазии. Всё это плавно перетекает в третьем
этап, религиозный, где душа становится объектом божественного промысла и
предметом вполне коммерческих отношений между личностью и жрецами, попами и
прочими шаманами. Для христианского мира особенно яркими были диспуты по
поводу того, считать ли, к примеру, индейцев Центральной Америки людьми, то
есть обладающими душой, или нет. Схоласты могли бы спорить бесконечно,
однако религиозно-коммерческий интерес перекликается с политикой, и вопрос
был решён в пользу человечности туземцев. И хлынули миссионеры. Четвёртый
этап относится к эпохе торжества науки. Нас интересует то самое, что
беспокоило людей с самого начала: что же отличает человека от животного
мира? Да и есть ли оно, это отличие? - Фон Фюнер приподнял бокал с красной
жидкостью, поколыхал её поверхность и заметил: - Отличие более чем
разительно, это видно по результатам наших дел. Но продолжайте. - Жорж
кивнул. - Отличие есть. Но в чём оно? Вспомним анекдотическое определение
Платона - "Человек - это существо двуногое без перьев". На следующий же день
Диоген носился с общипанным петухом, смеясь, что вот он, человек Платона.
Определение пришлось дополнить словами "с широкими ногтями", но ясно, что
внешние признаки не определяют содержания. - Собеседник сказал: - Гораздо
более ёмким оказалось определение Карла Линнея: "Человек есть существо
двуногое, без перьев, курящее". - Жорж машинально потянулся к внутреннему
карману пиджака, но на полпути спохватился. - То-то и оно. Всерьёз же
подойти к анализу позволил только современный уровень развития измерительной
техники и ещё кое-что...

  Публика вокруг совсем затихла, Чугуниевый внимательно слушал, глядя то на
фон Фюнера, то на Жоржа.

  Г-н Павленко вдруг переменил тему: - Но та табличка... где вы её откопали?
Место ей - в музее, сейчас таких просто не бывает. А если и есть, то надписи
на них давно смыло дождём. - Профессор удивился: - Так ведь это рядом. Я
перед лекцией выходил смотреть на горожан, это буквально в двух шагах.
Впрочем, идёмте, подышим воздухом, табличкой полюбуемся. - Жорж с
энтузиазмом поддержал: - В самом деле, идёмте. Кстати, где вы остановились?
Можем заехать ко мне, за чашечкой кофе раскурить по сигаре, поговорить о
деталях... Так вы говорите, 50 кг чугуна? Удивительное дело... - Они встали,
на ходу обмениваясь репликами, и двинулись к выходу, не обращая внимания на
цепкие взгляды окружающих.

  Чугуниевый остался. На его душе, если можно так выразиться, было тяжко. Он
смотрел на фигуры, вдали скрывающиеся за поворотом коридора, и не мог
отделаться от рези в глазах, а к горлу его некстати подступил горький ком.

  За соседним столиком послышался тихий голос г-на Постового, не особенно
предназначенный для посторонних, но, вместе с тем, вполне открытый: -
Любопытно, что там наковырял наш глубоко уважаемый и горячо любимый г-н
Павленко? Неужели ему удалось?.. - На это вполголоса отреагировал г-н
Нечеев: - Ничего ему не удалось, потому что ничего такого и быть не может.
Человек - это кожаный мешок с костями, способный творить. А творить способен
каждый, у кого есть ген FOXP2. Лично у меня он наличествует. Искренне
надеюсь, Борис Альбертович, что у вас - тоже. - Борис Альбертович
отреагировал молниеносно: - У меня с геном Фокса всё в порядке. А что вы
думаете по поводу этой фюнерской теории бизнеса как любви? На мой взгляд,
чушь собачья. И потом, что за странная трактовка этого сугубо
физиологического явления? В общем, в патентах профессор дока, но в
остальном... - Г-н Нечеев был несколько иного мнения: - Не всё так просто.
Понятно, что всяческое влечение, эмоции, вожделение имеют материальную
основу. Но это ведь не значит, что всякий кусок материи тождественен
человеку. Увы, здесь вопросов больше, чем ответов. Например, где грань между
привязанностью какого-нибудь лебедя к лебеди и чувством человека к
прекрасной даме? Только ли в фантазиях? Вообще, интересная тема. Надо будет
сказать об этом сами знаете кому, ему это близко. - Г-н Постовой буркнул: -
Тише вы, люди вокруг.

  Послышалась старинная песня группы "Браво", молодой Сюткин пел: "Душа моя
поёт, душа играет светом". Команда телевизионщиков подобралась к соседнему
столику, и бодренькая корреспондентка с микрофоном, глядя в камеру и
открывая для обзора двух собеседников, затараторила: - Сегодня мы можем с
нескрываемым удовольствием наблюдать редкие минуты душевной близости
представителей двух разных технологических школ, двух в чём-то конкурирующих
организаций, объединившихся под эгидой Открытой сетевой ассоциации. Господа,
как вы оцениваете нынешний уровень...

  Чугуниевый после некоторого колебания встал. Не вполне ясно, что им
двигало в этот момент, но уж точно в своих действиях он был полностью
свободен. Оставив столик, публику и ресторан, он спустился вниз, пытаясь
прыгать через две ступеньки, быстрым шагом пересёк пространство ангара - и,
как был, в свитере, толкнул стеклянную дверь и шагнул в зиму.

  Задыхаясь от холодного, колючего воздуха, он обхватил руками собственные
плечи, вскинул глаза к небу и заплакал. На высоких флагштоках в лучах
прожекторов трепетали разноцветные флаги, ветер вздымал мириады снежинок и
свистел, отираясь о препятствия на своём пути. Слёзы леденели.

  Невдалеке послышался хриплый голос: - Эй, уважаемый!.. Здесь мёрзнуть не
положено, ну-ка пройди-ка в помещение. - Пожилой охранник подошёл к
дрожащему юноше и ещё раз сказал: - Слышь, молодой человек, топай-ка
обратно. - Он легонько подтолкнул юношу в спину, и тот, не обращая ни на что
внимания, пошёл обратно в ангар. Внутри было тихо и жарко, Чугуниевого била
дрожь. Они стояли друг против друга, пожилой человек с отеческой добротой
смотрел на хнычущего страдальца. - Что, кто-то обидел? Сказал чего? - Но у
юноши стучали зубы. Он с трудом обнаружил перед собой человека, источающего
тепло, и, сам не зная зачем, спросил: - Дядя, а что такое человек?.. И что
такое душа?.. - Охранник, потирая подбородок, с интересом заглянул в глаза
юноши, затем похлопал его по плечу и сказал: - Послушай, сынок. Человек -
это тот, кто способен задать подобный вопрос, и если ты плачешь, значит, у
тебя есть душа. А теперь одевайся и марш домой.

  -----
  * В реальности (лат.).
  ** Der Krieg ist nichts anderes als die Fortsetzung der Politik mit
anderen Mitteln (нем.) - война есть ни что иное, как продолжение политики
иными средствами. Немецкий генерал К. Клаузевиц, О войне, 1832 г.
  *** Душа (лат.).

-- 
Dmitry Korolyov
AY3-UANIC