Безбрежное снежное поле. Едва разомкнув дрожащие веки, видишь матовую
пелену, бесконечную по сторонам, недосягаемую ввысь, ускользающую ниже
воображаемой линии горизонта. Ветер, льдистая пыль, морозный огонь на
онемевших щеках. Там, впереди, куда стремится бег, стоит протянуть руку, -
и, кажется, прикоснёшься к небу.

  Когда человек, обретая себя, постепенно овладевает телом, его сознание
проясняется, расширяясь из точки небытия до размеров окружающего мира.

  Завеса в глазах тонкой полосой разделилась на две горизонтальные части,
цвет воздушного океана принял голубой окрас, пронизанный серебристыми
солнечными лучами, ниспадающими с невообразимой высоты; равнина засияла
ледяными кольцеобразными пятнами на снегу цвета мелованной бумаги.

  И обрушился звук. Сначала монотонный гул, довлея и слева, и справа,
нагоняя сзади, пронзил напрягшуюся спину, затем, распавшись на множество
отдельных колебаний земли и воздуха, загрохотал ударами копыт и конским
хрипом. Подо мной - так я ощутил себя в пути - бежал конь белой масти,
ритмично пружиня и легко проникая в снежное пространство. Я завертел
головой, и, вдыхая ветер, осознал, что целый отряд всадников на
молочно-белых лошадях мчится к неведомой цели. Да и что есть цель, если к
началу ещё можно вернуться по следам, а впереди - нетронутая даль без
ориентиров и границ?

  По левую руку восседал старый знакомец, молчаливый работник библиотеки -
во всяком случае в таком качестве однажды он мне повстречался. Его лисья
шапка с развевающимся хвостом лишь подчёркивала восточную желтизну
равнодушного лица, спокойного, будто этим светлым утром он занят совершенно
повседневным делом, а снежная равнина - извечное место нашего бесконечного
путешествия. Он глянул на меня, и, в повороте нагнувшись, заслоняясь
перчаткой от напора воздуха, крикнул: осталось недолго, мы движемся
быстро! - Меня удивил его скрипучий голос. Также наклонясь к попутчику, я,
пересиливая ветер, несколько неожиданно для себя ответил: движение и есть
время! - Тот, вернув себе исходное положение, чуть придержал коня, и я
умчался вперёд.

  Движение и есть время.

  Шум в ушах, снежинки в глазах, в руках поводья. Ноги в высоких сапогах
будто вошли со стременами в неразрывный союз, тёплый костюм странного кроя,
на поясе сабля. Седло удерживает неопытного седока - впрочем, вообще не
припомню, чтобы раньше доводилось ездить верхом. Так что степень моего
удивления с прояснением ситуации только нарастала.

  Справа, одетый в расшитый золотом костюм, увлечённо обозревал перспективу
г-н Павленко, на миг привстав и полуобернувшись в мою сторону. Наши кони
бежали в ногу, уровень его взгляда для меня был неизменен, и сабли
покачались ровно и в такт, поблескивая на солнце. Жорж приблизился и,
придерживая одной рукой головной убор, прокричал:

  - Я их вижу, глядите вперёд!

  Последовав его примеру, я привстал в седле, приложил козырьком,
заслоняющим от глаз и ветер, и солнце, ко лбу руку и глянул вдаль. Горизонт
обозначился тонкой линией далёкого леса, зелёным отливом указывая на свою
сосновую сущность; от линии, чуть ниже, отделилась группа точек - очевидно,
это отряд, движущийся навстречу. Через некоторое время стало видно, что его
численность не уступает нашей.

  - Жорж, а кто это был, слева от меня, в рыжей шапке?

  - Полагаю, здесь вы можете не задавать подобных вопросов: попытайтесь
сообразить сами.

  "Действительно,- подумал я, - зачем спрашивать кого-то, если всё равно
окончательный ответ найдёшь в себе".

  Жорж натянул поводья и стал отдаляться, а я, обернувшись, крикнул ему: -
Так это Сигизмунд Лазаревич Маузер-Альпеншток! - Без сомнения, мне стало
ясно всё относительно этого существа с невообразимым именем, проводящего
сутки напролёт за переносом манускриптов в цифровой архив. Странные имена
вообще отличали изделия моего коллеги, в особенности после серии неолитиков.
О, эти создания из плоти, крови и рефлексов, да их была целая армия. Один из
образцов, XIV, с повреждённым мизинцем на левой ноге, подлежал
ревиталированию, однако спец. сотрудники заказчика спутали его с XVI-м, в
результате чего Жоржу, в конце концов, когда недоразумение обнаружилось,
пришлось подвергнуть этой процедуре не только XIV-го вслед за XVI-м, но и
самих спец. сотрудников. Впрочем, командировочные листы им были отмечены в
надлежащем порядке, и подмены никто не заметил.

  Мы стремительно приближались к точке встречи; конь, разгорячившись, из
ноздрей выпускал пар.

  Но как мы сюда попали? Жорж накануне говорил о важном деле, об
эксперименте, имеющем непосредственную важность для повседневности. Путь
между вопросом и ответом часто пролегает через пустыни, овраги и леса.
Птица, поднявшись в небо, свободна в своём полёте, ей не страшно бездорожье,
но и она опасается гор. Человек, взлетая мыслью, всё же привязан к самому
себе: от этого не оторвёшься так просто, не сменишь, как пару сапог, - и,
обойдя все препятствия, оставив за спиной себя прошедшего, находишь ответ в
себе настоящем. Жорж говорил о способе двигаться быстрей.

  Чёрная сотня лихих лошадей, управляемая неистовыми наездниками, мчалась
нам навстречу; послышался топот копыт, сминающих снег. Вне всякого сомнения,
предстоял стремительный бой. Наша передовая линия выстроилась подобно клину
журавлей, что смысла в тактическом плане не имело в данном случае совершенно
никакого - но, между тем, мы с Жоржем и Сигизмундом Лазаревичем
Маузер-Альпенштоком, теперь подтянувшимися ко мне, оказались впереди и
обнажили своё оружие. Противник повторил характерный жест, и сотня сабель,
поднятых вверх, засверкала в лучах восходящего солнца. Впрочем, отметить
красоту панорамы было некому, так как прессу никто о событии не
предупреждал, а мысли участников были поглощены иными соображениями.

  - Ура! - издал Жорж древний боевой клич, а равнина откликнулась сперва
стократным, а затем и двухсоткратным его повторением. Так я осознал, что
супостат одного с нами роду-племени. Все замахали саблями, и отряды
столкнулись.

  Звон клинков, эта музыка битвы, крики падающих ниц, ржанье лошадей,
оголённая стерня безымянного поля, кровь на снегу.

  Мир завертелся, и лишь масть лошадей позволяла отличать врага. Мой первый
противник был хмур, с бородкой в духе Ивана Грозного и более всего напоминал
схимника - ах, так это же известный как дядюшка Ау милейший из людей. Хотя,
уж теперь насчёт последнего я засомневался: не это ли его настоящее имя? что
делает он среди врагов? Легко поворачивая саблей, тот, похоже, превосходил
меня опытом. Сталь гудела в моей руке, кисть едва выдерживала удары. Но
человек - не просто существо на двух ногах без перьев, он продолжает себя в
окружающих вещах. Мой конь, оступившись, перенёс хозяина в тыл соперника, и
я, собравши волю в кулак, в неожиданном выпаде поразил врага в бок, и тот
повалился наземь.

  Не успев прийти в себя от поединка, я услышал призывы Жоржа: его атаковали
сразу шестеро, он яростно отбивался, но долго это длиться не могло. Я
направил доброго коня к месту схватки, попутно задерживаясь ради кратких
стычек с явными новичками - всё же, упражнения в кистевом бою не прошли
даром. Чем быстрее вращаешь саблей по сторонам, тем больше задеваешь врагов,
тем шире твоя дорога. Однако следовало торопиться.

  На моих глазах Сигизмунд Лазаревич Маузер-Альпеншток, сокрушив не одного
противника, отчаянно ворвался в окружение Жоржа, и в скорости, пронзив
одного врага, был сражён ударом клинка в горло, и брызнула кровь, и конь,
лишённый управления, ускакал прочь.

  Когда я добрался до коллеги, он уже успел избавиться от двоих нападавших,
однако теперь мне стали видны лица оставшихся: спокойно приняв к сведению
первого, собачьего антагониста, обладателя окладистой бороды и объёмного
тела, второго я не признал, а третий заставил меня сильнее сжать рукоять
сабли. Это был г-н Ворсюк, ядовито метнувший в меня взгляд, полный
внутренней черноты.

  Жорж, раненый в плечё, отбивался от троицы, я же, добравшись до них,
рубящим ударом отправил в небытие незнакомца, и их осталось двое. Г-н
Ворсюк, пришпорив коня, двинулся на меня. Его чёрные, как смоль, волосы,
подстать конской гриве, слиплись от пота и сочащейся крови. Одежды в области
нагрудника частью разодраны, однако я знаком с мощью этой боевой машины.
Впрочем, и мою технику фехтования во французской манере он должен хорошо
помнить; правда, условия поединка далеки от дуэли на шпагах. Агрессия г-на
Ворсюка была неистовой, и мне пришлось некоторое время держать оборону.

  Тем временем я обнаружил, что дерущуюся четвёрку кольцом окружили всадники
на чёрных лошадях, но не ради нападения, а с целью защиты от наших
наседающих соратников. Наши кони с трудом находили место для очередного шага
из-за поверженных тел. Лязг металла слышался со всех сторон.

  Мой противник поднял коня на дыбы, рассчитывая обрушить на меня всю силу
удара, однако это стало его роковой ошибкой: конь, не в поисках твёрдой
опоры шагнул в сторону, и звонкая сабля просвистела рядом со мной, г-н
Ворсюк вынужденно наклонился ниже холки, следуя за движением своего оружия.
Я использовал удачный момент и что есть мочи полоснул врага по оголённой
шее.

  Когда я оглянулся по сторонам, коллега уже проткнул толстяка, а чёрное
воинство исчезло. Я рукавом отёр взмокшие брови.

  - Вам со льдом или тоником? - хозяйничал у бара г-н Павленко, одетый в
элегантный полосатый костюм. Уютно потрескивал камин. Сквозь голые ветки
яблони в окно проникли солнечные лучи, дробились кисейной занавесью на
множество лучиков, не дразнящих, но лишь пробуждающих глаза. - Или джинн в
чистом виде?

  Я сидел в кресле, берущем всю заботу о силе тяготения на себя, и
недоумённо смотрел на Жоржа. Тот хлопотал: - Джинн, знаете ли, врачует
организм сразу от многих болезней: предотвращает цингу, вымывает камни из
почек, а также придаёт уверенность и позитивный настрой. - Я взял протянутый
бокал, наполненный по усмотрению Жоржа, хлебнул ароматный напиток, и запахло
лесом. Тёрпкая жидкость будоражила вкусовые рецепторы.

  - Кроме того, здорово помогает снять стресс. Знаете, коллега, - хозяин
дома сел напротив, расположив между нами стеклянный столик на колёсиках, - я
в восторге. Вам не только удалось открыть мир, но и сразу привлечь в него
столько народу! Признаться, ожидал куда более скромных успехов.

  "Сквозь голые ветки яблони смотрю на мокрое небо..." - думалось мне. Капля
джинна соскользнула мне прямо на кремовую штанину, но костюм и так ожидала
химчистка. Жорж раскурил сигару.

  - Но, всё же, ведь мы делали установку на серьёзный поиск ответов, а вы
вместо этого нарядили и своих, и чужих в средневековое платье да вынудили
драться. Кстати, я бы предпочёл восточным сабельным стычкам работу копьём,
мечём да утренней звездой. Ну, это так, на будущее.

  Жорж дымил, но я почти не ощущал запаха табака - клубы дыма непринуждённо
отправлялись через каминную вытяжку в небо. Я засобирался домой.

  Г-н Павленко, само радушие, провожал меня через длинный коридор,
заполненный мрачными костями - быть может, так он отпугивает воров? не
костями, а слухами о них? - и делился впечатлениями: какой резвый конь ему
попался, как он удивился, увидав сплошь всю команду, готовившую опыт, в
составе всадников, и как затем логично было ожидать возникновения врагов и
дальнейшей схватки.

  - Не переживайте, пока вы окончательно не деактивировались, мои техники
навели на поле боя порядок, а то, знаете ли, глазом моргнуть не успеете, как
налетит вороньё, возникнет инфекция и так далее. А ваш мир - новый,
девственно белый.

  Уже на пороге, когда я, накинув пальто, крепко на прощанье тряхнул ему
руку, он, слегка покривив лицом, отнял её, взялся за левое плечо и, кивая,
сказал вослед:

  - Всё же, коллега, постарайтесь быть осмотрительней в своих фантазиях: не
знаю даже, когда заживит себе шею мой библиотекарь.

-- 
Dmitry Korolyov
AY3-UANIC