Любопытно, о чём подумал человек, впервые заметив прозрачный камень? Как
выразить меру его удивления? Сейчас, в нашу прекрасную эпоху, когда люди
меняют мир вокруг себя легко и непринуждённо, как будто это и есть их
нормальное состояние, непросто вообразить природу, воспринимаемую как нечто
незыблемое, существующее изначально и навсегда. Однажды научившись
воображать, мы вдруг замечаем где-то там, высоко в небе наши мечты. Их полёт
прекрасен, как всё недоступное, их существо бесплотно. Но человек - это
машина, преодолевающая любые препятствия, и мы набрасываем на облака крепкую
петлю, натягиваем леску и опускаем их на землю, окружая себя вещами. Так
мечты обретают плоть, застывают и приходят в неподвижность, надолго принимая
свою форму подобно стынущей лаве. Но что же увидел наш далёкий предок,
шевеля поутру безнадёжно холодные угли выгоревшего кострища? Возможно,
стекло, случайно возникшее из переплавленной смеси каменной крошки,
показалось ему чем-то невероятным, невозможным, чудесным. Пытаясь
восстановить цепь событий, можно предположить, что он поспешил повесить
удивительное украшение себе на шею или же, напротив, спрятать ценный слиток
подальше от любопытных глаз. Пройдут многие дни, пока возникнет мысль
вернуться и вновь разжечь костёр на тех же камнях. Минуют века, истлеет
память тысячелетий, прежде чем в древнем Египте появятся стекольных дел
мастера; Шотт* организует первый завод лишь в XIX веке; однако важно то, что
человек преодолел порог необычного, приспособился к меняющейся обстановке,
вслед за собой меняя и мир. А ведь способность адаптироваться - главное
условие выживания. И пусть нельзя сказать, что доисторические ящеры
освободили планету для иной жизни из-за встречи с вулканическими
стекляшками, не в состоянии понять их происхождения, но, по крайней мере, не
делая акцент на призрачном веществе, можно заметить, что динозавры вымерли
от неожиданности. А человек, найдя нечто новое, смог не просто его
разглядеть, он сделал это частью своего мира. Так что стекло - одно из
блестящих изобретений homo sapiens, из разряда тех, что возвышают его над
животными, делают человеком.

  Я ещё раз взглянул на рисунок тонкой работы, покрывающий прозрачную
поверхность столика, на который взгромоздились розетки с вареньем, ваза с
фруктами и кисти человеческих рук. Свет матовых ламп, щадящих острое зрение,
проникал в звонкое вещество обыденных предметов, собирался у их тонких
граней и, преломляясь у поверхности и кое-где разделяясь на цвета, порождал
вокруг них сияние, особенно заметное из-за моего невольного и вполне
извинительного желания смежить веки. За окнами была ночь. Резьба по стеклу,
искусство, ставшее мастерством, здесь возвращалась к исходной смелости: не
тривиальные звёзды, розы и квадраты, не какая-нибудь берёзовая ветвь - нет,
меня пленил чертёж, весьма напоминающий известную анатомическую композицию
Леонардо да Винчи, где человек вписан в круг. Однако особое внимание было
уделено черепной коробке, вынесенной в отдельный блок и показанной в
гексагональных проекциях; также отличались и комментарии: среди латыни,
свойственной медицине, встречались кириллические слова, и вообще текст,
можно сказать, принадлежал современности. Кроме того, в безукоризненных
виньетках явно узнавался один из наиболее вычурных почерков г-на Павленко, к
которому тот прибегал в редкие моменты отсутствия мыслей, находя в пустой
переписке с какой-нибудь коммунальной службой способ восстановить позитивный
настрой. Иногда, в минуты ожидания собеседника, отвлечённого неотложными
делами, я подолгу любовался ещё и подробной таблицей, содержащей
приблизительный срок годности той или иной части тела в нормальных условиях.
Но теперь её заслонила кисть руки фон Фюнера.

  Профессор со вкусом ест варенье из алычи, прихлёбывает чай и рассуждает о
природе вещей. Мои же мысли отчасти перекликаются с разговором, который
ведут фон Фюнер и Жорж при скромной поддержке реплик с моей стороны. Речь
идёт о преобразовании идей в продукцию, товары, затем - в вещи, в
последствии - хлам, материал для свалки. О круговороте говорить не
приходится, поскольку из мусора идеи извлекаются с трудом. Хотя, как отметил
фон Фюнер, практически всю упаковку, закупаемую американцами в Китае,
предприимчивые дети культурной революции делают из макулатуры, импортируемой
из США. Профессор настаивал: - Да-да, если вы вдруг зайдёте в какую-нибудь
столовую наподобие McDonalds, обратите внимание на посуду, которая там в
ходу. Маркировка на ней обычно иероглифическая, но есть и надписи
по-английски, где доступно говорится о заказчиках и производителях. Так вот,
господа, оцените результат глобализации: мы пьём лимонад местного
приготовления, налитый в стаканчики, сделанные в Китае из американского
вторсырья, при этом оплачивая, в основном, удовольствие, получаемое от
приобщения к товарному знаку. Признаться, иногда я сомневаюсь, что это
выгодно в масштабах планеты, но тут уж ничего не поделаешь. - Однако же,
профессор, - сказал Жорж, - уж здесь-то с посудой всё в порядке. - Он обвёл
взглядом сервировку. - К тому же, наш аппетит удовлетворяют отнюдь не
торговые марки, но вполне осязаемое варенье без ароматических добавок, а
также безымянный чай с плантаций Шри-Ланки, о котором известно лишь только
то, что он довольно хорош. - Я поднял глаза на собеседников и заметил: -
Кстати, что касается названий. Стали у нас продавать майонез "европейский",
так сказать. А ведь специалистам известно, что целый ряд европейских
майонезов производится на основе эдаких маленьких белых червячков, весьма
калорийных и вполне безобидных, однако же, если вы не питаете к ним особой
привязанности, из чисто эстетических соображений я не рекомендовал бы...

  Г-н Павленко покачал головой и придал разговору направление, которое, как
водится, намечают с самого начала и впоследствии, допуская незначительные
отклонения, стремятся соблюдать, чтобы к финалу сформировать у собеседника
то состояние мыслей, которое, не взирая ни на что, однозначно обеспечит
нужные выводы. Он сказал: - Глобализация и борьба маленьких стран за
существование, поступь капитала и светлые идеалы социального равенства,
тесные рубашка политкорректности и тяга к свободе, словоупотребление без
ограничений и соблюдение прав хозяев торговых марок - проблемы эти сами по
себе не существуют. Действительно, ведь они возникают лишь в том случае,
когда оба их полюса оказываются в фокусе противоположных устремлений разных
людей. Стоит лишить человека интереса к литературе, и книги обратятся для
него в бумажный хлам; привейте ему отвращение к алкоголю, и цветистое
великолепие бутылочных этикеток станет неразличимой серостью. Другими
словами, без особого мнения, собственного интереса частных лиц по отношению
к различным проявлениям человеческой мысли - сами эти явления не могут
развиваться из-за отсутствия живительной силы. Однако частный интерес одного
всегда противоречит частному интересу другого, а значит, возникает
конструктивное противодействие, приводящее систему в движение. Итак,
цивилизацию вперёд толкают противоречия. Этот тезис требует раскрытия. Что
же есть противоречие? Это такой психологический эффект, связанный с
ограниченной способностью людей воспринимать ситуацию в развитии.
Действительно, ведь то, что существует, ipso facto** не исключает друг
друга. Вместе с тем, в проекции на настоящее, здесь и сейчас, оно, положим,
кажется несовместимым. Если же заглянуть вперёд, в будущее, то можно увидеть
способ разрешения текущей неувязки. Таким образом, если представить развитие
ситуации как временной треугольник, то в настоящем окажутся две его
вершины - это антагонистичные эффекторы, вместе образующие противоречие, а
третья вершина (возможно, уходящая в бесконечность) находится за горизонтом,
в финале. - Жорж сидел прямо, используя кресло как какой-нибудь табурет, не
прибегал к жестикуляции и смотрел прямо в глаза собеседнику, что вполне
соответствовало его манере убеждать. - Говоря о людях, надо иметь в виду,
что часто мы не видим двух ближайших вершин, и поэтому не в состоянии
применять к ним известные способы решения; напротив, обычно нами овладевают
прихоти, желания, мечты. А это и есть вершина, достичь которой непросто,
поскольку для этого нужно ещё найти неизвестные точки, затерянные в суете
убегающих дней. Впрочем, несмотря на теоретическую нерешаемость обратной
задачи в общем случае, кое-какие наработки в области частного анализа всё же
есть. Что это даёт? Ну, как же. В идеальном случае речь идёт о "машине
желаний", реализующей запрос "по щучьему велению, по моему хотению"
оптимально, то есть дёшево и быстро. Предположим, вы воспылали страстью к
некоей прекрасной даме.

  В этом месте профессор, вздумавший было клевать носом, заметно оживился и
даже потянулся к фруктовой вазе. Жорж, окончив необходимую для разумения
дальнейших резонов вводную часть, с удовольствием перешёл к примерам: -
Юность дышит мечтой. Итак, вам молоды, и нет на свете лучшей девушки, чем
зеленоглазая Тутта. Её же, увы, не интересует ваша выдающаяся фигура,
поскольку все её мысли сосредоточены, допустим, на горнолыжном туризме, по
крайней мере, все об этом говорят. Что в нашем раскладе? Может показаться,
что никакой системы не существует, поскольку связь между её элементами есть
только в вашем воображении. Однако и этого достаточно, в особенности, если
учесть, что через несколько лет вас двоих ожидает свадебное путешествие.
Господа, здесь мы сознательно упрощаем картину: на самом деле, учитывать
придётся множество иных взаимосвязей, переплетающихся друг с другом и
уходящие в бесконечность, что вносит некоторые коррективы в расчёты. Поэтому
крайне важно создать вокруг системы такую среду, в которой развитие пойдёт
по нужному руслу. Самое интересное заключается в том, что в одиночку человек
не может справиться с этой задачей, ведь она чем-то напоминает фокус барона
Мюнхгаузена, поднимающего себя за косичку. - Жорж встряхнул шевелюру и на
мгновение остановил словесный поток. Я прокомментировал: - Между прочим, на
старости лет барон страдал от нескончаемой судебной тяжбы и, даже владея
удивительным приёмом, никак не мог из неё себя вытащить. С другой стороны, и
добрая слава к нему пришла отнюдь не по его воле. - Жорж сглотнул застрявшее
слово и поторопился продолжить монолог: - Кстати, пример хорош: если бы
Рудольф Эрих Распе не поссорился с родственником барона, основателем
Геттингенского университета и премьер-министром Ганноверского курфюрста,
образовав тем самым две точки треугольника системы, то имя Мюнхгаузена
умерло бы вместе с ним. Однако барон мечтал вовсе не об этом.

  Фон Фюнер чистит ножиком апельсин и складирует кожуру в пирамиду.

  Г-н Павленко продолжает: - Но вернёмся к томительному влечению. Милая
Тутта обожает горнолыжников. Вы же, положим, к спорту относитесь лишь с
позиции его рекламной мощности и капиталоёмкости. Общих интересов не видно,
и только внешнее вмешательство способно создать условия для их появления.
Например, на горном курорте вы попадаете в одну компанию, где вас все очень
любят, затем вы с девушкой остаётесь наедине... Либо совершенно случайно она
ломает ногу, вы её спасаете. Или же наоборот, ломаете ногу вы, а в ней
проявляются чувства сестры милосердия...

  Фон Фюнер потянулся за салфеткой, затем ухмыльнулся: - Прежде всего,
хотелось бы обойтись без всех этих переломов, если можно. Потом, вынужден
напомнить, что я всё ещё счастлив со своей супругой, и молодые девушки мне
противопоказаны. Вместе с тем, ценность вашей мысли от этого никоим образом
не умаляется, поскольку мечты у меня всё ещё есть. - Вытерши капли
апельсинового сока на ладони, он аккуратно взял сочащийся ломтик оранжевой
мякоти и отправил его в рот, помолчал немного и, приподняв свои белые брови,
произнёс: - Мечты. Увы, их всё меньше, и когда они сбываются, к нам
приближается старость. Потому что по-настоящему чего-то хотеть можно тогда,
когда растёшь, когда ты юн и ничего не имеешь, кроме нестерпимого желания
преуспеть. Затем приходит пора зрелости, в полную силу работает мозг и тело,
молодой человек обрастает связями, находит способ добиваться того, чего
хочет, по крайней мере, в мечтах практичных. Но однажды у победителя жизни
перестают появляться новые желания, а старые либо так или иначе воплощаются,
либо тускнеют и забываются. Взгляд оборачивается назад, и хочешь уже не
того, чего можно ждать от будущего, а того, что было в прошлом. Старость как
состояние духа, как умирание воли... Всем нам, конечно, до этого ещё далеко.

  Жорж поспешно согласился: - Безусловно. Кроме того, следует заметить, что
вполне уместной будет градация мечтаний от сиюминутной прихоти до глобальных
замыслов, можно сказать. Игрушечная железная дорога. Бумеранг. Не спать всю
ночь. Летать не только во сне. Игра превращается в мечту тогда, когда вдруг
понимаешь её недостижимость. Игра в справедливость, мечта о счастье для
всех. Чем грандиозней план, тем меньше шансов на его реализацию, но если он
состоится, то тем оглушительней будет неожиданный успех и тем сокрушительней
будет удар от возникающей пустоты на его месте. Поэтому всегда нужно иметь в
запасе пару масштабных проектов, так, на всякий случай. Типология мечты,
можно сказать. Коллега, - он повернулся ко мне, - как вы, кстати, оцениваете
в этом ключе собственные перспективы после окончания книги? - Я несколько
удивился некоторой бестактности, и отвечать по существу не хотел. Но вопрос
был задан. - Видите ли, меня занимает не сама книга, а её предмет. И потом,
круг моих интересов значительно шире... - Ох уж эти разговоры начистоту!
Попробуй объясни, почему то, что для других - просто материал для построения
беседы, как слова, цитаты, известия из области науки, политики или
метеорологической службы, для тебя - что-то сугубо личное. В таких ситуациях
важно не терять самообладания, не закрываться подобно ракушке, не показывать
свою слабость, тем более что её всегда можно обратить другой стороной. Я
добавил: - Хотя вы правы, одной мечтой станет меньше. - На меня с интересом
посмотрел фон Фюнер: - А над чем вы работаете? Что за книга? - Профессор
поправил очки, и в них блеснул отражённый огонёк. Я тихо сказал: - Так, о
жизни... словом, пустяки.

  Фон Фюнер потёр кончик носа и, мысленно хлопая меня по плечу, сказал: - О,
книга, это просто здорово. Букер, конкурсы, премии, лекции, интервью, пригла
шения к сотрудничеству. В этом отношении я вам несколько завидую, ведь моя
первая книга написана много лет назад. Правда, она была не о жизни, а о
патентах. В любом случае, вы совершенно верно поступаете, не раскрывая
своего замысла: конкуренция высока, и всякое случайно обронённое слово может
прорасти на чужом огороде. - Я поспешил возразить: - О нет, я отнюдь ничего
не скрываю. Видите ли, на литературу, на искусство следует смотреть так,
будто мы все работаем над одной общей задачей. Как скульптор из каменной
глыбы вырезает прекрасную фигуру, отсекая всё лишнее, так следует поступать
всем, кого интересует результат: ведь нет никакой разницы, кто именно
отшлифует поверхность малой детали бесконечного тела красоты - для тебя
всегда найдётся другой предмет. Но теперь правит бал скучный индивидуализм,
когда каждый стремится предложить публике вместо красоты её карликовый
вариант, комплекс индивидуальных заблуждений, бесполезных для других. Так
что, если хотите, моя мечта другая.

  Профессор хитро улыбнулся: - Как видно, вас интересует иное человечество,
непохожее на наше. Что же, эта мечта далёкого прицела, и вы не одиноки.
Да-да, найти решение было бы здорово, но это, увы, невозможно, это
нерешительная задача. В смысле, её нельзя решить.

  Г-ну Павленко занятный неологизм показался весьма удачным: - О да, задача
эта именно нерешительная: после ряда провальных теорий и неудачных попыток
на практике создать нового человека, теперь, даже если из логики и следует
необходимость масштабной коррекции, взяться за неё не хватает смелости,
поскольку действует некое моральное табу, наложенное на вмешательство в
человеческую природу. А ведь создание нового человечества может стать самым
значительным проектом, который для нас всегда будет недостижимым, всегда
будет тянуть нас вперёд.

  Некоторое время проходит в молчании, посуда пустеет, натюрморт из
апельсиновых корок на стекле дополняется кожурой от бананов. Не взирая на
световую завесу, обнимающую наше общество, ночь всё же проникает сквозь неё
и заставляет меня глянуть на часы: Жоржу известно моё обыкновение ночевать
дома. Он переменил положение в кресле и спросил: - Профессор, простите мне
моё чрезмерное любопытство, но каковы ваши планы на завтра? - Фон Фюнер
кивнул, как бы соглашаясь с тем, что пора закругляться, но всё же с
удовольствием ответил: - Вообще-то у меня свободный день, маленькие
каникулы. Вот только в первой половине дня я хочу посетить одну удивительную
компанию. Кстати, послушайте. - Он неторопливым движением погрузил руку во
внутренний карман пиджака и достал записную книжку, полистал её и извлёк
оттуда газетную вырезку. - Это удивительное объявление я сегодня вычитал в
газете, которую мне подбросили в номер: "Контактёр с космосом Петро и его
верный друг легендарный кот Дан снова в нашем городе. Петро и Дан спасают
людей, продлевают жизнь и обновляют внутренние органы, предвидят и отводят
трагические события. Они ждут вас с 9-00 до 17-00 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12,
13, 14, 15, 16, 17, 18, 19 февраля в Доме культуры "Строителей". Состоится
реализация фотографий, амулетов, метеоров и плазм". Не знаю, что за "плазмы"
имеются в виду, к сожалению.

  Жорж улыбнулся: - Хм, какая прелесть. Замечательная иллюстрация
современности, ничего не скажешь. Над человечеством ещё работать и работать.
Однако объявление, кстати говоря, должно подействовать на широкую публику, в
нём чувствуется школа. Профессор, мы с удовольствием составим вам компанию.
Если вы не возражаете, конечно. - Тот машинально сказал: - Почту за честь. -
Он слегка потянулся, разминая плечи. - Похоже, у нашего компаньона слипаются
глаза.

  Мы условились встретиться утром у здания, некогда служившего приютом для
культуры строителей, а ныне открытого для свободного посещения. Меня
проводили к выходу, и в дверях профессор фон Фюнер, доктор права, сказал:

  - Нет, но каков негодяй этот ваш Ворсюк!..

  -----
  * Фридрих Отто Шотт, немецкий химик, основоположник современного
производства стекла.
  ** В силу факта (лат.).

--
Dmitry Korolyov
AY3-UANIC