Далеко, за рекой Горынью, ночи огромны и непроглядны. Даже тысячи
далёких солнц, сияющих в пустоте, почти не освещают дорогу, лишь блестя в
глазах путника. Где-то рядом сверчок, заполняя собой тишину, наигрывает
однотонную мелодию о вересковых полях, окружённых линией густого леса, о
болотах, поросших жёсткой травой, о запахе осеннего ветра. Иди, пешеход,
смотри на звёзды, слушай ночь.

     Но здесь, в городе фонарей, киосков и витрин, дымка электрического
света, растянувшись вдоль дороги, затмевает ночное небо. Я шагал по
тротуару, оставив за спиной и закатившееся солнце, и долгий, насыщенный
разговор, сопровождавшийся терпким зелёным чаем. Прохладный воздух помогал
мне привести мысли в порядок; я шёл и не торопился ловить такси.

     Слова беседы вертелись в моей голове, часто противореча одно другому.
Постепенно складывалась целостная картина, и лишние тезисы, как я вдруг
представил, попросту опадали на холодный асфальт, дополняя мои следы. Образ
кружащихся и падающих подобно листьям отдуманных мыслей меня заинтриговал, и
я даже неосознанно оглянулся, чтобы посмотреть, как бы это могло выглядеть.

     За мною с трудом поспевал щенок безымянной породы, лишённый не только
клички, корма и крова, но и средоточия собственного мира, заключаемого
слабым существом за пределами себя - для него не было anima mundi*, не было
хозяина.

     "Мы приучили собак доверять нам. Они нуждаются в совсем немногом - в
мимолётном взгляде, добром слове, капле внимания. Ошибаются те, кто
полагает, будто собаке нужна лишь еда. Ей нужна опора".

     "Бедняга, - думал я, - тяжело одному. И жалко, и помочь нечем. Делай
самостоятельные шаги, раздвигай свой космос вздёрнутым носом - и, возможно,
точка отсчёта окажется в тебе самом".

     Я подмигнул щенку, и тот, ускорив бег, тихо завилял хвостом,
оказавшись в достойном молчании прекрасным попутчиком.

     "Коллега Павленко, затрагивая тему управления, не счёл её сложной".

     Некоторое время я двигался не размышляя, мысленно возвратившись на
пару часов назад, в дом Жоржа.

     Он возбуждённо ходил передо мной, обрушивая на неподготовленную (и,
возможно, потому - восприимчивую) голову массив информации, взаимосвязь
которой порою разрывалась под напором новых сведений. Его прогулочные сапоги
заставляли скрипеть половицы, рассохшиеся из-за пристрастия хозяина к
наблюдению за живым огнём камина. Впрочем, языки пламени в этот вечер
нисколько не занимали моего визави, и даже аромат чая мне приходилось ценить
почти в одиночку. Жорж, едва вдохнув благородные пары, тут же вскакивал, и
часто, не находя нужного слова, переходил на латынь. Его плащ, так и не
снятый после прогулки, своими полами грозил то опрокинуть стоявшую невдалеке
амфору, то зацепиться за огонь. В последнем случае, как я отмечал, иногда
глядя на нас со стороны, мне пришлось бы поливать коллегу чаем, что вряд ли
бы остудило его пыл.

     - Именно рекуррентные соотношения! - восклицал г-н Павленко, - не
стоит бояться того, что post hoc egro antem hoc**, этого парадокса линейной
логики. Ведь в данном случае мы рассматриваем не цепочку событий, но систему
как единое целое.

     - Но если не вклиниваться в процесс принятия решения, то как же им
управлять? - вероятно, мои вопросы казались наивными.

     - Коллега, не уводите разговор в сторону. Итак...

     Я снова обрёл своё шагающее тело, и ночь, не в силах одолеть
самодостаточный город звёздным величием, принялась воздействовать на него
холодом. Ступни моих ног почувствовали прикосновения не то льда, не то
мёрзлого железа.

     "Чтобы система легко приспосабливалась к изменяющейся среде, она
должна быть либо самоорганизующейся, либо иметь эффективный выход во внешний
контур управления, - подумал я и принялся голосовать, пытаясь остановить
проезжающие автомобили. - Однако, с одной стороны, чрезмерная централизация
приводит к потере гибкости системы. С другой стороны, избыточная
автономность не позволяет системой руководить при помощи директив - вместо
контура управления возникает механизм настройки... Ну а поскольку налицо
противоречивая ситуация, то решение следует искать соответствующими
методами".

     Свет фонарей в стремительно стынущем воздухе прояснялся, очертания
теней становились резкими. Иногда меня настигал чёрный двойник моего
попутчика, вытянутый как ноги фламинго. В эти мгновения казалось, что мой
силуэт уходит в бесконечность. Я обратил внимание, что со стороны загорода
движение совсем потеряло темп, остывая вместе с пространством.

     "Известен целый букет приёмов решения противоречивых задач, -
озябнув, рассуждал я, - но сегодня мне хочется применить мозговой штурм".
Идея была несуразной. Дело в том, что для такого метода необходимо некоторое
количество мозгов, по крайней мере большее одного. Но, поскольку щенка (я с
сомнением глянул на него) в расчёт брать не приходилось, было не вполне
ясно, как же я применю этот любопытный метод выхода из тупика, при котором
каждый из участников высказывает любые, пусть даже самые абсурдные идеи,
причём (как это делают на флоте) по старшинству.

     Из странного затруднения меня вывел остановившийся автомобиль.
Перебросившись парой слов с толстячком за рулём, я принялся садиться в
машину. "Вот, - решил я, - кто войдёт в состав команды на правах младшего".
Между тем, к отворённой двери подбежал щенок, и вдруг принялся неистово
лаять, глядя мимо меня.

     - Фу! - инстинктивно скомандовал я, а водителю вполоборота пояснил: -
Это чужой, увязался.

     Тот нажал на газ, я со вздохом захлопнул дверь, с сожалением бросив
последний взгляд на своего недавнего компаньона.

     - Терпеть не могу собак, - пояснил человек за рулём. Я промолчал.
Похоже, у них это взаимно.

     Чуть попривыкнув к полутьме, я пригляделся к антуражу салона
автомобиля и сделал вывод, что водитель подобрал меня вовсе не из желания
слегка заработать. Более того, некоторая вычурность наводила на мысль, что
владелец машины - попросту парвеню. Вполне возможно, решающим фактором такой
оценки послужило молчащее радио, что в моих глазах тогда показалось попыткой
скрыть от самого себя безоговорочное к нему пристрастие. Делаем скидку на
мою усталость. Я говорил:

     - Знаете, японцы разработали интеллектуальный автомобиль, который уже
сегодня может самостоятельно ездить по дорогам без помощи водителя, я
недавно вычитал.

     - Да, что-то такое я слыхал, - ответил обладатель бороды.

     - Так вот, - продолжил я, обрадованный его вялым интересом, - пока
эти модели ездят практически как трамваи по рельсам - будучи отвязаны от
коммуникаций, спутникового наведения либо подобных средств, они оказываются
беспомощны, не могут... хм... и шагу ступить.

     - Ха-ха, - спокойно заметил водитель. Мы неслись по проспекту,
совершенно не обращая внимания на нелепое ограничение скорости.

     - Есть и другие технологии, вы же знаете, что автомобилестроение -
передовая отрасль капиталистической индустрии. В частности, некая фирма
предлагает оснастить примитивным сознанием (да-да!) основные узлы и
механизмы машины. Самая любопытная проблема возникла, когда конструкторы
принялись решать, какую же свободу воли предоставить этим агрегатам, ведь
возьмёшь всё на себя - так мы сегодня имеем эту ситуацию с множеством
смертей по вине человека; дашь волю технике - ещё не известно, куда она тебя
в один прекрасный момент завезёт.

     Толстяк пожевал бороду, и, улыбаясь, сообщил:

     - Знаете, я имею некоторое отношение к управлению. Ну да, ведь я же
за рулём. Так вот, предлагаю готовое решение: для начала следует
определиться, нужно ли автомобилем вообще управлять.

     - Казалось бы, странный вопрос.

     - Вовсе нет. Я поясню. Машиной управлять не нужно. Когда она стоит в
гараже, пусть эта ваша электроника оживает, ремонтируется, я не возражаю.
Вместе с тем, автомобилем руководить необходимо, когда хочешь куда-нибудь
поехать. Никакой японский мозг не преодолеет наши дороги за пределами
автотрасс.

     Я был потрясён проницательностью собеседника. Как так, не зная ни
предмета, ни метода... Я даже не удержался и высказал ценную для себя мысль:

     - Знаете, есть ещё мнение, что управлять автомобилями будущего вовсе
нет никакой необходимости: если сделать их автономными, не обременёнными
центральной координацией движения, они войдут в структуру города просто как
те же голуби, коты или собаки, как когда-то - лошади. Только за последними
приходилось следить...

     Мы подъехали к пункту назначения. Я расплатился крупной купюрой, и,
ожидая сдачи, благодарил бородача за содержательный диалог, как вдруг у него
зазвенел телефон. Он пытался скомкать разговор, но, очевидно, его собеседник
не проникся чужими сложностями, и говорил без стеснения. На этом же конце
воображаемого провода человек вынужден был отвечать односложными "да" и
"нет", пока не отсчитал сдачу. Выходя, я обернулся, чтобы сказать последнее
"прощай", и внезапно со всей возможной чёткостью мой извозчик произнёс:
"Уис!" - и чуть погодя завершил разговор, тронул машину с места и исчез в
ночи.

     Я стоял, не понимая, что происходит. Это странное слово, уже
слышанное однажды при весьма сложных обстоятельствах, заставило меня
вспомнить недавние слова г-на Павленко:

     - Эти создания живут собственной жизнью, контроль совершенно утерян.
Они мало чем отличаются от людей. Поймите, я пичкал их знаниями едва ли не
больше чем себя. Технически-то и вовсе подобны человеку, только вот
несколько смещён их центр мира, если можно так выразиться. Их немало, и
рассеяны они по земле, будто звёзды по небу.

     Я вздрогнул, собрался с духом и подумал: "А ещё на них лают собаки".

  -----
  * Душа мира (лат.)
  ** Происходящее позднее служит причиной произошедшему прежде (лат.)

--
Dmitry Korolyov
AY3-UANIC